Невесел, невесел, невесел
мой маленький Ангел больной.
Он нынче ушел от невесты
и песен
уже не поет под Луной.
А было - он, взявши гобойчик,
дудя, и дудя, и дудя,
плясал, как охайский ковбойчик,
(такой чек)
такое простое дитя.
И дергал он струны гитарки,
и пел, как хрипой эмигрант.
За взгляд Ангелицы Тамарки
Кошмарки
плясал и плясал, как мутант.
Он серые кудри расчешет
и плюнет на Землю с Луны,
поскольку ни конный, ни пеший,
ни леший
оттуда ему не видны.
Он бросит какой-нибудь камень,
а, может быть, что-то еще.
Ему же своими руками
дал Ленина орден,
а после - по морде
какой-то Никита Хрущев.
Тамарка его - Ангелица
его не умела ценить.
Заставит побриться,
чтоб мог он учиться,
учиться, учиться не пить.
Но он выпивал понемногу-
стаканом, ведром, сапогом.
За Черта, за Бога,
за руку, за ногу
немного в дорогу. Ого!
Ну, в общем, не рок и не блюзы
его довели до беды -
а то, что с распадом Союза
от пуза
страной управляют балды.
Потом Ангелица Тамарка
в ламбаде сломала стопу,
упала лицом на цыгарку
товарка
я очень обжегши губу.
Она не могла целоваться,
А маленький Ангел больной
радировал с ранцевой рации
Франции,
что он без любви под Луной.
Он в кудри пальцами вцепился
и рвал он их, рвал он их, рвал...
Как будто у Даугавпилса
(копил все)
он брал, брал, брал, брал
интеграл.
Такая крутая «лав стори»,
такая новелла, чувак.
Эх, выпьем за Черное море
мы с горя,
там тоже сегодня бардак.
1994
А. Дольский
