Шитье благородной строфы поддается немногим поэтам
И время наивное кануло в Лету и обесценилась честь...
Процессы души вероятно познать по чернилам, поправкам, по метам,
а тайные мысли возможно по буквам слегка недописанным счесть.
Стояла погода весьма подходящая питерской банде,
и грубые люди с огнем торопливым в холодных глазах
ходили, хватали, стреляли в подвале, в квартире, на улице и на веранде,
и мыли кровавые руки и лица в ворованных медных тазах.
Они увлеклись и к Шаляпину влезли в квартиру.
Уперли вино, подстаканники, ложки и темный, дубовый стульчак...
И Веру в Народ поломали ему, словно легкую, хрупкую лиру.
И он укатил далеко - где ковбои бренчат на гитарах, а также течет Потомак.
Описывать свинство весьма тяжело и чревато, увы, мазохизмом.
Но здесь выбирать не приходится... как Заратустра предрек
-Боги скончаются от состраданья -будет эпоха томительных измов.
И наконец, водрузятся на царство ларек и курок
Но возвращаемся в Питер. Серебряный век на исходе.
Пара матросов насилует фрейлину. Ленин не спит...
важные графы, князья, генералы, профукав Россию, плывут себе на пароходе,
разум весьма возмущенный для общей баланды кипит.
Вечер. Поэт Гумилев для меня что-то пишет в тетради.
Это, конечно, стихи и, естественно, я их когда-то прочту.
Если хотите, и Вам он черкнет, Бога ради!
Только прочтите и только учтите поэта гуманную эту черту.
Он не закончил строфы, когда в дверь постучали ногами,
заперли тело его в каменистый кровавый мешок.
Великолепную голову, полную музыкой, словом, Богами
тупо пробили свинцом, как пустой и ненужный горшок.
Не дописал он строки и рука содрогнулась от стука.
Линия вниз и потом еще вбок легкий штрих.
Это последнее прикосновение ангела, первая смертная мука
Это как будто бы мной недописанный стих.
Я принимаю грехи моей Родины грузом на плечи,
Русская кровь порождает чудовищ и черный народ.
Братья мои убивают моих близнецов и сестер моих нежных калечат.
Гений, как враг, на земле моей чудной живет.
Только полны города, городки и деревни
светлыми чадами Ангелов божьих, что дышат стихом.
Это для них Гумилев и Гомер со стихом своим древним...
так и летим без Земли, без страны на пегасе верхом.
А. Дольский
