Я пишу тебе, сыночек,
из деревни нашей тихой.
Все у нас пока в порядке.
У соседки Насти лихо.
Муж ее не пил, не дрался,
не гневил отца и Бога...
Почернел, покрылся корью,
не отходит от порога.
И Наталья ожидает
с мужем верную разлуку,
а у шурина и деда
выпадает сердце в руку,
Новорожденный у Верки
вытек жизнью на пеленку,
Запасаем нынче сено
трехголовому теленку.
А в лесу растет малина
с кулачок младенца Кости,
что сестра на той неделе
поселила на погосте.
Вся трава теперь по пояс,
а вороны, как индюшки...
Устаю и еле-еле
добираюсь до подушки.
Как-то жить неинтересно,
есть не хочется и вялость.
В общем, все поуходили.
Я тебе сказать боялась.
Вышел тесть у брата Коли,
вышел сам братишка Коля,
истекая белой кровью,
проросла золовка в поле.
Так что вымерла деревня,
даже сторож дядя Саша,
даже я, сыночек милый,
даже я - твоя мамаша.
Эти строки написала
агроном колхоза Света,
но конечно, если честно,
и меня на свете нету.
А писал письмо, сыночек,
секретарь райкома Кумин.
Но отмечено в райзагсе:
я пятнадцатого умер.
То есть, видишь ли, Андрюша,
так трагически и быстро
все случилось, что надеюсь,
уловил ты стиль министра.
Выражаю состраданье,
соболезнованье то есть,
и на этом я кончаю
нашу горестную повесть.
Я, конечно, тоже умер.
И моя жена, и дети...
А в конце стояла подпись,
всем известная на свете.
Но письмо до адресата не дошло,
поскольку сам он,
почтальон, дороги, транспорт -
все легло в лучистый саван.
И стоят у Спасской башни
писем полные вагоны...
Одинокий Император
написал их миллионы.
1988
А. Дольский