1
Прошёл апрель. Я в лёгкой куртке
иду по яркой стороне,
где солнце помогает мне
забыть о хладном Петербурге.
Лицо чудесное мелькнёт
с глазами Афродиты юной,
и Всадник чёткий и латунный
мне обозначит поворот.
И я шагаю вдоль Невы
до стен зелёных Эрмитажа,
и представляю, что покажет
вместилище мирской молвы —
мне этот дом царей моих,
мой благороднейший наставник.
Его запасники местами
похожи на забытый стих.
Лишь вспомнишь первую строку
и уж живёшь в другом веку.
2
Как май застенчиво и нежно
касается сердечных струн,
позабывая опыт прежний
и все законы звёзд и лун.
Смотрю на юных и счастливых
и вспоминаю — сколько лет
их ждут приливы и отливы
простейших радостей и бед.
В ограде скромного жилища
сосредоточены миры.
Хлеб, яблоко и книга — пища.
Любовь — конец простой игры.
Дрова — основа для раздумий,
поскольку в них огонь и дым.
Нагаданное на роду мне —
перо. И груз бумажный с ним.
Вселенная моих детей
и свод прекрасный их затей.
3
Но я от благородных линий
хочу перенестись в Москву,
похоронившую Эриний,
в её невнятность, мишуру.
Не по желанию, конечно,
лечу я в эту суету.
Сюжет влечёт мою мечту
в приют честолюбивый, грешный.
Когда-то я любил Арбат,
кольцо Садовое, вокзалы...
Но лик другой мне показала
Москва. И я ему не рад.
Высокомерие, разврат,
ненаказуемые власти,
мздоимства пламенные страсти,
провинциальность там царят.
И потому я, как в похмелье,
спускаюсь в это подземелье.
4
А что касается обычных москвичей,
учителей, учёных, инженеров и врачей,
рабочих и студентов — всех не перечесть —
общаться с ними почитаю я за честь.
Им нелегко среди неправедно богатых
и деньгами сорящими везде — и там и тут,
и потому в высоких ценах виноватых,
жить, исполнять любимый труд.
Я дорожу их благосклонностью, вниманьем,
желаньем жизнь с поэзией соотнести.
С верховной кастой им не по пути.
Всё лгут официальные волхванья.
Москва ведёт войну с Россией
и побеждает всех врагов,
уничтожает стариков,
младенцы перед ней бессильны.
Москва — как много в этом звуке
несправедливости и муки.
5
Московская тусовка. Вернисаж крутой
французскую художницу Эже Ферри
привёз продюсер русский Ваня из Твери.
На нём носки курчавые и смокинг золотой,
огромный шарф сиреневый с алмазом из стекла,
и голова и брюки крашенные, как у зебры ляжка,
ромбоугольная и шире таза пряжка,
ресница левая немного потекла,
на правой ягодице с текстом серая бумажка,
и разноцветная зубная паста,
что по рукам размазана, расписана Экклезиастом,
а на макушке рыжая и негустая кашка.
Сама Эже застряла где-то в молодёжи
среди детей артистов, поп-певцов,
мамаш прикинутых, причокнутых отцов.
Ну, ни одной — проклятье! — незнакомой рожи.
А в поведении такие тонкие детали,
как будто все друг с другом переспали.
6
Из Думы несколько физиономий надоевших,
четыре-пять недавно выпущенных казнокрадов,
подружки разовые, все из школьниц недоевших,
одетых кутюрье по пятому разряду,
девицы с режиссёрами, матроны с пацанами
и сами мальчики с дружками из кордебалета.
Все так убого и разляписто одеты,
как будто зарабатывают лишь на корм для мамы.
Вот сам великий деятель культуры,
крупнее всех, наверно, в мире.
Правительственный шут выходит из сортира,
вокруг него с автографами куры.
Певцы без голоса, актёры без таланта,
министры без способностей, без рвенья.
Такие пузыри, такая «Фанта»,
таких тщеславных душ бесоговенье,
такие поцелуи, жесты, троганье бретели,
как будто все друг друга видели в постели.
7
Что предлагает нам французское искусство?
Вот пузырёк, пятно сиены жжёной, трос и балка,
на пол-лица наброшен пирожок с капустой,
а рядом инженю, сидящая на кобре, как на палке.
Цитата из Дали — слон с крылышками стрекозы.
Мазки грубей и толще. Женщина нагая
ногой крутить шинковку репы помогает.
Механик мажет маслом ей у чресел тёмные пазы.
А вот река кровавая и бабушка с бревном,
и мальчик с девочкой, и девушка с собакой.
Все голые. Купаются, похожие в одном —
прощаются, чтоб синими слезами плакать.
Эже Ферри нарушила закон,
что свыше дан художнику от Бога.
Твори свой Мир. Но ты, прелестница, Андрея эпигон,
его уродливого мрачного чертога.
По пьянке сблизился он с Чёрною Шпаной
и заражает он коллег невинных Сатаной.
8
И пресса стала реагировать мгновенно
на множественность фактов плагиата.
«Влияние Северина тотально и отменно,
и эпигонство в самобытность не сулит возврата».
Как будто бы законы поп-искусства,
поп-музыки, поп-рока, поп-мозгов
ворвались, как ветра просушенных песков,
и высосали непохожесть взгляда, чувства.
Его не судят — он кумир, он победитель,
он — Новый Век в истории искусств.
Но сам он понял, что отныне пуст.
И это в лучшем случае. А в худшем — он вредитель.
Он соблазнённый — Дара Высшего слуга,
он — павший ниже червяка земного.
«Нет, замолчи, — вступила Анна. — Я замолвлю слово
перед Учителем за твоего врага.
И если Бог простит его, то он
тебя отпустит. Дар твой будет возвращён».
9. Молитва Анны
«Великий Созерцатель и Творец,
взгляни внимательно на Антипода.
Он неприкаянный среди Миров, среди Народов.
Тебя он одиноче, наконец.
Его игра всегда нечистоплотна.
Он, от отчаянья пытаясь соблазнить,
порою дёргает совсем другую нить.
Теперь с испугу влез в Великие полотна.
Он не предвидел эти катаклизмы
и баловался, как простой нахал.
Но Гению сбил ракурс, руку, призмы.
Он Живопись Земли перепахал.
Теперь Твой преданный слуга не может снова
обресть Тобою проторённый путь.
И лишь Твоё Единственное Слово
поможет нам художника вернуть».
«Верни Гармонию Великому рабочему, мой грязный Брат».
«Верну по Слову Твоему. Я сам уже не рад».
10
Быть может, это лишь моё воображенье.
Я голоса Всевышнего не слышал никогда.
А может, он сказал — «Чёрт знает, что за ерунда!
Куда ты вечно прёшься? Прекрати вторженье.
Не трогай парня, дай ему писать свои пейзажи,
ведь он учился и работал много лет».
А Чёрт ему в ответ — «Ну, Ты и скажешь.
Он стал богат, его узнал весь Свет».
«Но он ведь утерял талант, когда всё полотно светилось.
Ему дороже это. А не злато.
К тому же знаешь ты проблемы всех богатых.
Освободи его, Чертяка, сделай милость».
«Ну ладно. Уважая Вашу просьбу, Господин,
я возвращаю нивелир его сердцебиенья.
Он станет продолжать свои творенья.
Прошу учесть, что без него мне скучно. Я один».
Быть может, было так. Хотя, скорее,
происходило это в душах Анны и Андрея.
11, 12, 13, 14, 15
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
16
Законы Слова злы и строги.
Учу я простоте язык
и к этому труду привык.
Мне Русский указал дороги.
И я прошёл их даль и пыль,
асфальт, колдобины, брусчатку.
Он дал мне личную повадку
и собственный весёлый стиль.
Хоть я серьёзен иногда,
всё это хитрость и актёрство,
но не враньё и не притворство.
Я светел, как с небес вода,
и боль легко позабываю,
не помню чёрные года,
а униженья называю
я Русским Стилем, господа.
Среди пленённого народа
я вольный дух — сама Свобода.
17
Я не сумел остановиться,
и ямб онегинский влетел
в моей истории предел,
чтоб дать ей как-то заискриться.
От А. С. П. освободиться
не может русский графоман.
О, сладостный самообман —
под гения подопериться.
Читатель умный всё простит.
Его, к несчастию, не густо.
У большинства в том месте пусто,
где Слово или Бог гостит.
Диямбы, дольники, хореи
хотя немного посложней,
но, право слово, не важней
любого чувства и идеи.
И потому я так жесток,
переменяя часто слог.
18
На чём же бросил я моих влюблённых?
Прошло уже довольно много дней,
и вот я к Анечке моей
готов вернуться с чувством обновлённым.
Едва лишь Шар Земной склонил невидимую ось
к позиции, что соответствовала маю,
как птица к Северу дорогу вспоминая,
она летит. Ученье прервалось.
Он рядом с ней. Она не кончила семестра.
Его болезнь нарушила весь ритм её ученья.
Но на душе её и мир и облегченье
и нету и оттенка чувств, что Клитемнестра
питала к Агамéмнону по сходной же причине.
Пленённую Кассандру он привёз с собой из Трои.
С царевной этой пил, развратничал, жене интриги строил.
И посему в Микенах от руки супруги удостоился кончины.
В России, правда, чтоб женой убитым быть
достаточно того, чтоб просто пить.
19
Но к счастью в этом смысле есть у нас прогресс
в сопоставленье с Троей, Древней Грецией, Египтом...
Мамашу Клитемнестру грохнул за отца сынок Орест.
У нас никто из женщин, сколько мне известно, не погиб так.
Простите, я отвлёкся на сравненье
весьма сомнительного свойства. Нам же светит
гораздо более простое приключенье —
врачи, анализы, роддом и дети.
Все доктора сошлись — так славно, без сниженья
в их практике беременность прошла почти впервые.
У современной женщины все нужные параметры, увы им,
всегда нарушены и впрок определяют осложненья.
И в день шестой июня месяца её свезли в роддом.
Седьмого Анечка благополучно разродилась.
И двое новых и любезных нам героев появилось.
Они определили чувства и родителей, и всех вокруг потом.
Всегда младенец окружён вниманьем,
когда в семье достоинство, любовь и пониманье.
20
Июнь, как из почвы — из мая ростком
стреляет в зелёные выси
и смотрит на мир изумрудным глазком,
неопытен и легкомыслен.
Он в первые дни не поймёт, кто он сам —
земля или ветер и травы...
Но птицы безумной оравой
«Июнь народился!» — кричат небесам.
И суть атмосферы, земли и воды
опять к превращеньям готова.
Земля и Вода — воплощают труды,
а Воздух — прозрачное слово.
Огонь объявляется светом, и Не
становится — Да, растворяясь в вине
сонета и музыки кроны,
шуршащей песком на морском берегу.
И я эту данность в себе берегу,
как принц — неизбежность короны.
21
Теперь я постараюсь, терпеливый уважаемый читатель,
своим дотошным и порхающим пером
представить красоту, что пожелал нам подарить Создатель
в палате, освещённой, я сказал бы, отражённым серебром.
У Анны волосы, как у Семирамиды после ванны,
тяжёлым водопадом, укрощённым, поднятым наверх,
бликуют облепихой, платиной и крыльями, что стерх
или фламинго демонстрируют, взлетая над саванной,
и шею стройную освобождая для заворожённых взглядов,
и плечи (так могла Троянская Елена для Париса обнажить),
и ниже ангелов, припавших словно Бахус к винограду,
тянущих из прекрасной матери бесценных жизней нить.
Преображённая волшебной материнской красотой,
умиротворённо и величественно, не теряя любопытства и терпенья
и ослепляя грудью цвета охры золотой,
качалась, сидя на кровати, Анна в удивленьи
и в ощущеньи чуда от явившихся из поцелуев и прикосновений
двоих, уже возлюбленных, сопящих от трудов творений.
22
Врачи из всех отделов приходили посмотреть на феномен.
Нектара ей хватало сразу двум голодным и в любое время суток.
Одна лишь запищит, другой лишь затрубит, и сразу ей несут их.
Их полюбили сёстры и врачи из разных смен.
Она лишилась сна. И мощный аппетит
её преследовал и днём, и ночью белой.
Метаморфозы странные она в себе следит,
Душа становится бездонной, ум всё более глубоким, смелым.
Она почувствовала эти измененья
в момент зачатия, в начале сентября.
Мир, звёзды, тело, Бог — всё понималось глубже. И не зря
течение беременности ей несло и мощь и откровенья.
И среди прочих совершенств, её Космическая Суть
овеществлялась, становилась управляемой, упругой
и научилась воплощаться рядом с другом,
когда страдал он, грубо изменив ему определённый путь.
А он-то думал, что она реально прилетала,
и обнимал её! Что помогло ему немало.
23
Она среди своих родительских забот почти что в полусне
в те редкие минуты, что была в покое,
когда он, сидя рядом, в сторожа себя пристроив,
передавала ему опыт Разделенья Сущности, усиленной вдвойне.
Сначала он терялся между Анн возникших двух,
не понимая, кто из них источник и основа.
Но повторяла Анна вполруки и в ясности сознанья это снова...
И постепенно стал овеществляться его мощный и упрямый дух.
Он первый раз явился призрачным и спящим на полу в углу,
поскольку с красными глазами пребывал в бессонном трансе.
Затем последовали опыты в сравнительном балансе.
Через неделю он от Анны получил, хотя и сдержанную, похвалу.
Подробно описать свои воздействия она сама была не в силах.
Но проникая в его нервную и кровеносную систему,
входя с любовью в мозг, она его просила
пытаться осознать бессмертие Души как Основную Тему
и глубже, чем учили все Великие Писанья,
поскольку Слово заменилось Абсолютным Прикасаньем.
24
По сути Анна повторяла Воскресение Христа,
сама осознавая это постепенно и подспудно.
Хотя Ему, казнённому и снятому с Креста,
явить себя живым далось без мук, но очень трудно.
Ведь он не пробовал при жизни это чудо
и не учился опытам, что мог постичь с лихвой.
Не догадался от Пилата, что сидел с пустою головой,
исчезнуть, чтоб узнать, как мучится Иуда.
А раньше Афродита и Гермес, Зевс, Аполлон с Афиною Палладой
могли двоиться и троиться, когда надо и не надо.
Подобные кюнштуки описал и Карлос Кастанеда.
Но человечество утратило и память, и подобные победы.
Сейчас настали Новые, предсказанные в Книгах Времена.
И мы должны к познанью их склониться,
прислушаться, понять и поучиться
и посодействовать, чтоб тати и шпана,
что правят Миром и Душой, совсем исчезли,
как старые заразные болезни.
25
Когда Второе Я впервые удалось ей воплотить реально,
то Первое лежало молча в полусне, в полубреду.
Но если нужно было ей, хотя бы номинально, на беду,
жить, двигаться — Второе вдруг слабело моментально
и начинало чуть пульсировать, мерцать и растворяться,
частями исчезать на несколько мгновений.
Но время шло и научился её гений
магнитным полем управлять и прочно воплощаться.
Андрей не мог постичь, когда она была в Париже,
как появлялась Анна в Питере в смертельные моменты
и помогала ему выжить. Но теперь её эксперименты
он изучал, вникая в суть всё явственней и ближе.
Он понял, что Мессия мог остаться, раздвоясь, в живых.
Но, очевидно, запретил Ему Отец сие деянье.
И даже он — Андрей в своих способностях скупых
мог научиться удвоенью тела и сознанья
и появляться сущностью второй в местах любых,
чтобы Любви своей исполнить пожеланье.
26
Вернёмся к главному. Рождённых близнецов
назвали Александром и Надеждой.
Прелестные созданья раскрывали свои вежды,
чтоб прокричать о голоде — «Обедать я готов!»
Как принято в попсе американской —
в кино красивыми младенцев называют всех.
Я не возьму на душу этот пошлый грех.
Скажу, что выглядели дети по-спартански.
Без ангельских кудряшек, без бровей,
их маленькие черепа и сморщенные лица
давали повод лишь гигантскому обжорству удивиться
и мощным голосам, звучащим всё живей
день ото дня, и ритму двух качающих насосов
с причмокиваньем с постепенным умолканьем.
В глазах их синих появлялось вдруг вниманье,
когда к ним Анна обращалась с ласковым вопросом.
В День Независимости от всего зависимой России
их с сожаленьем из роддома попросили.
Поскольку всё у них было в норме...
27
И появилось в Мире новое семейство.
На Колокольной воцарился шумный быт.
Наташа образцовой бабушкой сидит,
хлопочет по хозяйству. Основные действа
с детьми осуществляет мама Анна
в недосыпании, в цейтноте постоянном.
И выучил Андрюша реквизит аптечный —
весь одноразовый, объёмный, бесконечный —
подгузники, присыпки, фирменные штучки,
фасоны сосок, каталог колясок,
игрушки подозрительных окрасок.
А маленькие розовые ручки
детей спокойно забирали в доме власть.
Приобретая красоту и обаянье,
инопланетные невинные созданья
сосредоточивали на себе любовь и страсть.
И шло от них такое излученье,
что дополняло Солнца назначенье.
28
К ним потянулись все — и мачеха Людмила,
и Алексей Петрович, и художники, и весь кагал
из лицедеев, рокеров, кто пел, писал, играл, —
богема скромная, что Питер свой любила
и составляла его Душу и Полёт.
Весть о младенцах чудных разнеслась по Ленинграду.
Их завалили фруктами, цветами, шоколадом.
Волхвы несли дары. Так испокон идёт.
Садились молча и смотрели на детей,
и в трансе видели чудесные виденья.
И сила странная несла им исцеленье
от нездоровья и от пагубных идей.
И просветлялся разум, затемнённый
обидами, неверием, грехами.
И возникало поклоненье Анне-маме.
И каждый уходил, надолго изменённый.
И шли домой и двери отворяли,
и родственники их сперва не узнавали.
29
И вот в тридцатый день того же месяца Сивана
судьба свела их с необычным пришлецом —
с прекрасным светлым, но измученным лицом.
От удивленья Анна не смогла привстать с дивана.
Перехватило дух у ней от нежности и боли.
Она с трудом на ноги поднялась.
Речь непонятная у гостя полилась,
и Анна вслушиваться стала поневоле.
И вдруг из глубины её сознанья
возник пейзаж, как будто иудейский.
Ей показалось — она знает арамейский,
и стала слушать преисполнена вниманья.
«...и потому вернулся я к Тебе,
чтоб снова преклонить перед Тобой колена,
сказать — моя любовь к Тебе нетленна.
Две тыщи лет прошли в тоске и ворожбе.
Прости — на Крестном не узнал Тебя Пути
лишь для того, чтоб жизнь Твою спасти».
30
И Он упал пред Анной на колени,
и свет струящийся из глаз Его
потух. Она ответила — «Не бойся ничего.
Вот брат Твой и сестра. А вот мой милый гений,
мой муж, Твой преданный и верный ученик».
К её ладоням Он лицом своим приник,
сказал — «Не лечит Время» и застыл на миг.
Она Его поцеловала в мокрые глаза
и подняла — «Спасибо, что вернулся».
С улыбкой Он к Андрею повернулся
и обнял. «Будь благословен», — сказал.
Хоть арамейский был Андрею непонятен,
но он душой воспринял слов значенье
и поразился над челом Его свеченьем,
и был величию пришельца адекватен.
Наташа замерла в оцепененьи,
как будто видя это всё в волшебном сне,
не понимая сути действия вполне.
31
Потом Он подошёл к кроватке близнецов
и, улыбаясь, руки распростёр у них над головами.
Они смотрели на Него и улыбались сами.
Тихонько засмеялся Он в конце концов.
«Я говорю вам Истину, вот брат мой и сестра.
С них начинается История Людского Благородства
и избавление от подлости и скотства.
Потомки их все будут слугами Добра.
И все должны понять — на Небесах и на Земле
нет чёрных сил, а Дьявол — это люди.
Они сотворены в одной посуде.
Есть черти в обществе, во власти и в семье.
Они в соитии мужчин и женщин произведены.
Они же Дьявола придумали так точно,
чтоб жить и действовать преступно и порочно,
не признавая ни греха и ни вины.
И Сатана, как знак духовного порога,
есть лишь отсутствие или изгнанье Бога.
32
Теперь я ухожу к Отцу. Я возвращаюсь навсегда
и оставляю эту Землю вашим детям.
Из их сердец и мощь и благородство светит,
которых так боятся подлость и беда.
Я долго ждал, чтоб Дух Твой ясный воплотился.
И вот Творец избрал Россию для Тебя,
как распятую дочь её любя.
С неё начать свой опыт Он решился».
Сказала Анна — «Передай Ему любовь мою земную.
Я помню Его Вечное Дыханье,
Твоё во мне движенье, колыханье.
И попроси — пусть к мужу не ревнует».
Гость засмеялся — «Юмор, как и прежде, Тебя красит».
Поцеловал детей, обнял Наташу, Анну и Андрея.
Кусок хитона оторвал. «На память и на счастье», —
и, сдерживая слёзы, вышел поскорее.
Они стояли, поражённые и счастьем и бедой.
«То был наш общий сон», — решили меж собой.
33
Сон, да не сон. Светился на столе кусок хитона.
И это было памятью о Нём.
И жизнь пошла обычно — день за днём,
но под Звездою Нового Закона.
Такого равновесия Души и Веры
они до этого не знали никогда.
Их обходили стороной болезни и беда
и не тревожил высший свет, больной и серый.
У Анны предстоял в учебе длинный перерыв.
Андрей трудился и в России, и в иных пределах.
Он стал свободней и работал ярко, смело,
связующую нить Миров в себе открыв.
И этот день — тридцатого июня
Великолепную Эпоху им открыл,
прибавил смысла жизни, глубины и сил,
как будто они жили накануне
каких-то новых радостей необъяснимых,
хотя и так их счастье было с ними.
И стали им встречаться люди, так похожие на них,
что в замешательстве я прерываю стих.
34
Мой любимец — беспутный красавец июнь —
растворитель густых меланхолий,
ты в глаза мне дождём своим ласковым плюнь,
чтобы смыть с них следы алкоголей.
Я под солнцем твоим появился на свет
через день за великим поэтом.
И за то, что по звёздам он — близкий сосед,
платит дань мне капризная Лета.
Словно воздух, мелодии песен моих...
Симфоничностью тем и гармоний
переполнен мой лёгкий загадочный стих
в простоте мировых полифоний.
Я тебе благодарен не только за то,
что и мать и отец синеглазы,
но и, пуще того, — за лапту и лото,
за цветов твоих полные вазы
и за ту, о которой не знает никто
ради убереженья от сглаза.
