ДАЛЬНЕЙШЕЕ - МОЛЧАНЬЕ

Интервью записано в ноябре 2000 года для ныне не существующей телекомпании СТВ.
Полностью публикуется впервые.

...Очень хочется включить телевизор. Включить и увидеть умное лицо. Включить и не обнаружить того, что за последние годы стало привычным.

Вертлявые мальчики и безголосые девочки, распевающие песни о проблеме педикулёза: «У меня мурашки от моей Наташки…» – это не то, что хочется видеть и слышать.

Наслаждаться рекламой пива и памперсами в нагрузку может только их производитель. Я не желаю понимать разницу между тампаксом и сникерсом, насильно засунутыми по самый ценник в кульминационную сцену козинцевского «Гамлета».

«Бедный Йорик…»
Бедный зритель…

При виде блеющих «озвезденевших» эстрадных дегенератов, из которых «новые не-русские» лепят новых кумиров, – мутит. Конвейер работает без перерыва на зрительский вздох.

«Пипл хавает», – сказал один из забытых ныне «деятелей как бы культуры»...

Большевистская эстрада лезла в ваш карман, проверяя наличие лояльности в виде партбилета, и стращала: «Ле-е-енин всегда живо-о-ой…» Или: «Й-есть у р-р-революции начало, нет у р-р-революции конца…» Нынешняя, «поц-демократическая», берет «на понт» «Владимирским централом» и лезет в штаны: «Сим-Сим, откройся; Сим-Сим, отдайся…»

Тоска… Свежий горный воздух остался там, где ему отводили место лет двадцать назад: в подполье.

Андеграунд. Рок-н-ролл. Бардовская песня. Дольский...

Я не включаю телевизор – я включаю видеомагнитофон. Видеокассету, на которой разговор с Александром Дольским.

С творчеством Александра Александровича я познакомился в 1983 году, когда мы в очередной раз были в Москве: друзья нашей семьи очень рекомендовали приобрести его пластинку. А надо уточнить, что я (незаметно для окружающих) вырос на песнях Владимира Высоцкого и, наверное, поэтому творчество других авторов мне тогда казалось каким-то слишком деликатным, что ли...

Это уже спустя годы мой приятель затащил меня однажды в ДК имени Горького в Питере на концерт Александра Дольского, и там, после двух-трех его песен, я вдруг понял, что сейчас перед нами совершенно не тот Дольский, песни которого были известны мне по первой пластинке...

Творившееся на концерте передать невозможно. Как удалось этому (тогда лохмато-бородатому) человеку, одиноко сидящему на огромной сцене, создать для полутора тысяч зрителей атмосферу доверительно-домашнего концерта – я не знаю. Знаю только, что еще много дней спустя при воспоминании о том вечере становилось как-то светлее на душе и появлялось ощущение праздника.

А потом были встречи с ним и в Озёрске. Гастрольные маршруты иногда пролегают и через эту, прямо скажем, не самую жирную точку на карте Челябинской области. Концерты старательно «официально не замечаемого» поэта в «не слишком замечаемом официально» городе имеют некий общий знаменатель...

После одного из таких концертов мы снова встретились в гримерке ДК «Маяк».

Волынцев А.Н. Александр Александрович, что для вас – Россия?

Дольский А.А. Какой сложный вопрос… Сложный и простой… Ну, что такое Россия? Родина… Огромная страна… Гигантские просторы… Богатства огромные… Изумительный народ… Народы! Разные национальности… Не знаю… Это что-то грандиозное просто… Вот.

А то, что там страдают, что она великая там или не великая… Плевать на это дело! Были мы великие за счет чего? За счет того, что мы были опасные очень. Сейчас мы не опасные (смеется). Валовой доход у нас меньше. Потому что всё украли. Наши чиновники. Меньше воровать надо. Тогда будем великие. Вот… Замечательная страна. Народ, конечно, талантливый – просто потрясающе.

Вы посмотрите, ну, кто во всем мире делает самые главные открытия? Русские! В Америке – русские. Во Франции – русские. В Германии… Немцы (смеется). В Германии – немцы. Какие самые лучшие евреи в мире? Русские евреи. Самые лучшие евреи – русские. Самые красивые женщины – в России. Самые крепкие мужики – в России. Самые безответственные правители – в России. Самое мощное отсутствие законов – в России. Больше всего убийств – в России. Ну, это же просто… Это же гордиться можно!.. (смеется).

Волынцев А.Н. Существует ли какая-то причина, по которой вы могли бы покинуть Россию?

Дольский А.А. Только одна. Если вернутся сталинские времена и мне будет грозить опасность: или меня посадят в тюрьму, или расстреляют. За мои убеждения, за стихи… Только это. А так – нет. Никогда.

Волынцев А.Н. Политика как-то влияет на ваше творчество?

Дольский А.А. Нет. Раньше влияла. Когда я думал, что я могу повлиять на политику. Когда у меня какие-то социальные были мотивы в конце восьмидесятых. А сейчас – никак. Я просто их глубоко презираю.

Правда, честно говоря, у меня есть несколько этих самых… Эпиграмм на наших политиков. Ну, я их не буду произносить. Потому что боюсь, что за них могут просто, действительно, уничтожить…(смеется) Уже боюсь! Уже боюсь… Ну что-нибудь изящное могу… Например:

У Явлинского у Гриши
Политическая ниша:
Быть красивым и капризным
Вечным пасынком Отчизны...

Или:

Очаровательная Хакамада –
Политическая трихомонада...

(Смеется). Что-нибудь вроде этого...

Волынцев А.Н. Да уж, если это «самое изящное», то, наверное, за остальное – точно…

Дольский А.А. Там просто уже нельзя произносить. Нельзя…

Волынцев А.Н. Какая цензура страшней: политическая или экономическая?

Дольский А.А. Конечно, политическая. Экономическая мерзкая просто. Мне противно на них смотреть… Особенно на журналистов. Вот есть такой журналист Набутов. У нас в Ленинграде. Вы его знаете. Да? Я его вроде уважал… И вдруг он сделал передачу об Алиеве. О президенте этого… Азербайджана. Это же кошмарный… Диктатор. И вообще кагэбэшник. Просто ужасный человек. А он (Набутов – А.В.) такую комплиментарную передачу сделал о нем… Все. Для меня этот человек не существует. Так же, как, скажем, Невзоров. Это просто… Это позор быть таким журналистом, как Невзоров. Ну, много у нас таких. Или Сванидзе, или… Масса у нас таких… К сожалению. Они подвержены экономической цензуре и угождают за деньги. Это отвратительно. Но политическая – страшней.

Волынцев А.Н. На ваш взгляд, художник всегда должен быть в оппозиции власти? Либо возможен другой вариант: власть и художник абсолютно не соприкасаются. Либо третий вариант: сотрудничают.

Дольский А.А. Два первых варианта. Абсолютно точно. Абсолютно. Правда, иногда… Иногда может сотрудничать. Если, скажем, это искусство связано с какими-то огромными затратами. Вот, например, театральное искусство, музыкальное. Где огромный оркестр, например. Он может существовать только на дотацию. И эту дотацию дает государство или градоначальник. Тут никуда не денешься. А что касается таких людей, как я, поэтов – никогда в жизни. Никогда! Никакого сотрудничес… Власть изнача-а-ально подла! Понимаете? Власть – это изначально порок. Это изначально… Неважно… Даже… Даже в Америке, хотя это совершенно демократическая страна, все равно, они все, все – подлецы. Все подлецы. Тот, кто идет во власть, или он уже подлец, или хочет стать подлецом. Такая вот штука…

Волынцев А.Н. Вернулись ли вы снова к живописи?

Дольский А.А. (Оживляясь). Ой! Хочу ужасно… Не получается: некогда. Но у меня есть компенсация. У меня сын – просто гениальный художник. Извините за такие слова...

Волынцев А.Н. Который?

Дольский А.А. Средний. Он на пятом курсе Академии художеств. И у него несколько самостоятельных работ есть в Храме Христа Спасителя. Он работал там семь месяцев. Блестящий художник. И я думаю, что в дальнейшем, когда он станет ужасно знаменитым… Он реалист, сейчас реалистов мало, их не очень любят…

Все сейчас показывают каких-то дураков, они там какую-то ерунду намажут… Все это по телевизору показывают… Самый лучший из них – Эрнст Неизвестный. У него хоть чего-то такое… Он нам хоть известен чем-то.

Вот… А я подумал, что мы с сыном будем делать так. Чтобы ему сначала помочь… Вот будет его работа висеть, скажем, громадная, реалистическая, совершенно изумительная живопись его, а рядом моя копия с его работы, выполненная в моей манере. И сразу будет видно, какая разница между настоящим мастером и просто, так сказать, талантливым самоучкой (ну, я себя считаю талантливым самоучкой). Сразу будет видно, что такое мастер и что такое самодеятельность.

Волынцев А.Н. За прошедшие два года, с последнего вашего приезда в Озёрск, какое событие было для вас главным?

Дольский А.А. Ох, сложный вопрос… Очень сложный… Я не знаю. А! Могу сказать. Могу. Может быть, два события. Во-первых, то, что на меня вдруг напало огромное количество издательств с предложением издать полное собрание моих сочинений. А второе – предложение Евгения Колобова, великого музыканта русского, ленинградца, потом свердловчанина, а теперь опять москвича, который руководит Новой Оперой (я думаю, что это лучший оркестр в России симфонический). Он предложил сделать спектакль или спектакль-концерт: мои песни петь под симфонический оркестр. Мы уже начали потихонечку работать. Это, наверное, будет очень здорово. Я не знаю, может быть, это публике и неинтересно будет, но мне это безумно интересно.

Волынцев А.Н. Кто вы? Поэт? Музыкант? Художник? Как вы определяете свое существование?

Дольский А.А. Мне бы хотелось, чтобы меня считали поэтом. У меня есть претензия на это. Но это не в моей власти. Но я думаю, что когда я теперь выпущу все то, что я сделал, во-первых большую книгу сонетов, и во-вторых, избранную лирику, я думаю, что, наверное, все-таки...

Ну, в общем-то, многие люди считают меня поэтом. И Аркадий Райкин, например, считал меня поэтом, Окуджава меня считал поэтом, вот… Вот это самое главное. Ну и, конечно, я музыкант. Потому что… Мне бы хотелось в первую очередь быть музыкантом, но это нужно быть величайшим мастером. Я потратил много лет на изучение инструмента, на игру на инструменте, но такого мастерства, как в поэзии, я в музыке не достиг.

Хотя музыка для меня проще, чем поэзия. Поэзия была трудней с юности. А сейчас поэзия стала легче... Ну, видно, пришел уже какой-то жизненный опыт, какая-то мудрость, мастерство пришло. А музыка – это самое великое искусство вообще из всех. Самое великое.

Волынцев А.Н. Есть ли у вас какая-то любимая пословица, поговорка, которая могла бы быть девизом вашей жизни?

Дольский А.А. Я не знаю… Тоже! Вы такие трудные вопросы задаете… Это надо сейчас вспомина-а-ать… А! Вот как. Я не помню, какой-то поэт, какой-то из наших эмигрантов:

Я хочу быть хорошим.
Очень хорошим.
Лучше всех!
Но я кверху подброшен,
Кем-то подброшен,
Ж… вверх!

(Хохочет). Вот это моя любимая поговорка!.. Можете не вставлять...

Волынцев А.Н. Чего вы хотите от жизни?

Дольский А.А. (Резко перестав улыбаться). Умереть достойно. Умереть хорошим человеком. Добрым. Чтоб сыновья плакали, когда я умру. Чтобы они не думали: «Ну, слава Богу, помер». Вот… Может быть, это. Достойным человеком надо умереть. И достойно. Самое главное. Вообще, в жизни самая главная точка – это смерть. Потому что смерть, она показывает, какой вообще человек был.

*    *    *

После этой встречи мне стало окончательно ясно, почему известного и популярного поэта, музыканта и исполнителя – Александра Дольского – и сегодня не выпускают на телеэкраны: серость не выносит ярких красок.

В том-то, наверное, и кроется беда наша всеобщая, что за последние почти девяносто лет страну гнула даже не власть тьмы, а власть серости.

Диктатура серости готова платить любые (пусть и самые фантастические) гонорары дебилоподобным бездарностям, потому что знает: ничто так качественно не превращает народ в быдло, как всевозможные «муси-пуси», «джаги-джаги» и прочие «зайки мои». А быдло очень легко загонять в стойло: достаточно пригрозить дефицитом баланды и закрытием передачи типа «Окна»...

Художник при такой власти – враг и оппонент. Он берет людей за шиворот, встряхивает и подтаскивает к зеркалу: «Ну что, голубчик, доволен? Ты правда хотел быть этим? Ты правда не хочешь знать, что такое радуга?»

А это уже разрушает основы диктатуры серости. Глядишь, этак все еще думать начнут. И додумываться...

И совершенно не важно, где это происходит: в Екатеринбурге, Питере или в “Cороковке”..