"У меня замечательная биография. А автобиография еще лучше. Тем более что и не одна даже... " Так сказать о себе мог человек, обладающим хорошим чувством юмора. В числе прочих достоинств известного барда Александра Дольского это - одно из самых главных.
С Александром Дольским беседует наш корреспондент Игорь ЛИНЧЕВСКИЙ,
- Александр Александрович, как бы вы себя "классифицировали"? Кто вы - поющий поэт? Пишущий композитор?
- Я - поэт. И - музыкант. Некоторые свои стихи я пою. Точнее, как бы напеваю, я не считаю это пением.
- А чем вы объясните нынешний - очевидный - всплеск популярности авторской песни? Взять хотя бы ваши выступления в Политехническом - всегда аншлаг. Нехваткой душевного тепла? Контрастом с повсеместным "все на продажу"?
- Социологи подразделяют людей на какие-то категории, а я по своим профессиональным взглядам их делю просто: на читателей и не читателей. Есть читатели, которые любят слушать поэзию под аккомпанемент. И определенный процент таких людей всегда присутствует в обществе. В России этот процент, возможно, выше, чем в других странах. Пока. В предыдущее время тоталитарный строй умудрился воспитать очень хорошего читателя и слушателя. Самое интересное, что это передается по крови, семейно. На концерты приходит очень много школьников - значит, потребность есть. Сегодня большинство текстов, исполняемых под музыку, - чрезвычайно низкого уровня. Да и сама музыка оставляет желать лучшего.Я телевизор смотрю нечасто, но как ни включишь - просто несчастье! Артистов по всем каналам набирается десятка три-четыре - как будто во всей России никого больше нет. Эта тусовка постоянно мелькает на экране, хотя совершенно ясно, что они не талантливы. Но людям все равно требуется духовная пища. Поэтому поэтическая песня постепенно опять возвышается, опять наступает ее время.
- У вас прозвучало такое определение авторской песни - "поэтическая". В чем же ее отличие от прочих песен?
- Наличие или отсутствие поэзии определяется вкусом, это очень сложная штука. Или человек с ним рождается, или, чаще, вкус воспитывается. Можно играть на гитаре, изображая барда или рокера, но поэзия будет отсутствовать. Интересно, что и не каждые стихи кладутся на музыку. Случается удивительная вещь - примитивный эстрадный певец низводит поэта до своего уровня.
- После войны, во времена вашей юности, была популярна гармошка, а у вас - саксофон, потом - гитара. Вообще, как джаз появился в вашей жизни?
- У меня мама - балерина, отец - певец. правда, оперный (оперный театр был моим вторым домом). Так что я рос в музыкальной семье. А джаз... Мы жили в одном доме с музыкантами из джаз-оркестра. Заходишь в гости к кому-нибудь из соседей - сидят играют джаз. Главным образом я играл на гитаре, и больше, конечно, классику. На джаз немного времени оставалось. В основном это происходило, когда уже учился в институте - летом подрабатывал на танцах. Кстати сказать, в том самом Доме офицеров я играл в оркестре с Пресняковым - тем самым, который "старший". А в Нижнем Тагиле во время каникул устроился гитаристом на место Володи Мулявина. Я Баха играл, Альбениса...
- Кто вам близок из современных джазменов, рокеров, эстрадных исполнителей - зарубежных, отечественных?
- Наверное, я сильно отстал от мейнстрима... Из эстрады, пожалуй, никто, это вне моих интересов. В рок-музыке Марк Нопфлер - последний, кого мне открыли мои сыновья. Я люблю современный сложный джаз или когда втроем играют Эл ди Меола, Маклафлин и Пако де Лусиа. Хотя и старый, "горячий" джаз очень люблю. Ну и "cool jazz" тоже - Колтрейна, Чарли Паркера. Не люблю, когда в джазе человек напрягается. Джаз нужно играть спокойно - как Дизи Гиллеспи, или Бенни Гудмэн, или Стэн Гетс, или Пол Дэзман. Чтобы не было видно усилий, чтобы все осталось там - "за сценой". Так же, кстати, и в поэтической песне. У Высоцкого, например, была незаметна та гигантская работа, которую он проделывал, трудясь над каждой своей песней.
- Вы были знакомы лично?
- Я подходил к нему пару раз после спектакля. И он знал мои песни. Но близко знакомы мы не были. А вот с Окуджавой был знаком, дома у него бывал. Как-то раз пел ему "Старинные часы", у меня там сперва слова идут, затем музыкальная пьеса, которую я играю на флажолетах. Булат Шалвович послушал и сказал: "Замечательная песня! Только вот ту музыку, которую играете после песни, уберите. И будет совсем славно!" Оказывается, он хотел проиллюстрировать мной бардовское движение в Союзе писателей, чтобы секцию нам там организовали. И испугался, что писатели не поймут мою музыку. Между прочим, моя первая большая пластинка вышла даже раньше, чем у самого Окуджавы, Аркадий Райкин помог, я сотрудничал с его Театром миниатюр. У Министерства культуры был принцип - не издавать бардов. Райкин им доказал, что я никакого отношения к бардам не имею. Мол, у Дольского "отдельная" поэзия с примесью декаданса - типа поэзии Серебряного века. Музыка тоже у него, мол, такая... европейская. И только поэтому вышла моя пластинка. Потом уже стало легче.
- Говорят, у Райкина был очень сложный характер...
- Какой сложный. Боже мой! Скажи доброе слово - и все, он твой. У меня с ним были прекрасные отношения - ни одного худого слова сказать о нем не могу.
- Ваши песни отчетливо делятся на лирические, очень светлые, трогательные - и на ядовитую сатиру...
- Ядовитое, может быть, в них и есть, но чаще всего они сметные, потому что без юмора, на одном серьезе - только Галич умел. Он это гениально делал. Я любил творчество Галича, его обожал как личность. Он тоже с симпатией относился к тому, что я делал. Говорил, что под моим влиянием созрел для написания песен о любви. Галич - это Гомер советской эпохи. Не то чтобы у нас была многолетняя дружба, но отношения сложились вполне нежные.
- Насколько известно, у него до поры до времени все шло абсолютно благополучно...
- Он был одним из самых успешных советских драматургов. Однажды мы разговорились с ним о его пьесе "Вас вызывает Таймыр". Эта пьеса шла во всех театрах Советского Союза - авторские отчисления были гигантские. Я помню, как Галич воскликнул: "Саша, я был молод и сказочно богат!" Но он все время думал о том, что происходит вокруг, и постепенно нащупал в себе то, что позволило в итоге сказать: "Я выбираю свободу". Он признался, что пришел в восторг, когда это получилось, и решил - это важнее материального благополучия. А потом, увидев, какой успех имеют у людей его песни, пошел по этому пути.
- "Мне всегда очень хотелось быть интеллигентным человеком" - это ваши слова. Поясните, пожалуйста, каким человеком вам "очень хотелось быть"?
- Интеллигент - это тот, кто, во-первых, живет жизнью своей души и, во-вторых, старается - может быть, бессознательно - ставить перед собой самую высшую цель - умереть хорошим, добрым человеком.
- Ваше творчество изучают в школьных и университетских курсах. Какое чувство у вас при этом возникает?
- Как будто велосипед купили. Я знал, что меня никогда не станут печатать, но так любил поэзию, что писал и писал. И считал, что если меня когда-нибудь назовут поэтом, то это уже будет счастье. А тут - изучают!...Это признание, очень высокое профессиональное признание, и поэтому для меня большая радость.
- Вы умеете быть пошлым?
- Наверное, бывает изредка.Но нарочно не удается - не получается. Какая-то, видно, прививка. Я так надеюсь. Даже если надо, не получается. В советское время мне предлагали знаменитые эстрадные композиторы писать для них. "Чего ты пишешь-то? - говорили. - У тебя столько денег будет, давай!" Я пробовал - не получалось.
- Один из ваших сыновей участвовал в росписи храма Христа Спасителя. Вас не смутило возведение этого странного новодела?
- "К этим шуткам отношусь я очень отрицательно". Хотя... Сегодня нас многое смущает, но пройдет время, что-то забудется, сотрется, может быть, а храм останется... Знаете, сложный вопрос, как я к этому отношусь. Нужно, скажем, чтобы вы пришли на концерт, у меня есть песня "Беседа с Иисусом", где я говорю: "Они меня учат, как верить в Тебя, начальники маленьких каменных храмов". Для общения с Богом мне не нужны посредники.
- Случалось выступать перед какой-нибудь неформальной аудиторией?
- Самая странная аудитория у меня была, когда я выступал на Черных Камнях, в Азербайджане. В зал посадили тысячу нефтяников - сплошь азербайджанцев или армян. Они ни слова по-русски не знали, а я им пел свои песни. Полчаса попел, не стал их больше мучить... Забавно было выступать где-нибудь в далеких районах, где не шибко богатые люди живут. Зимой выступления там проводились, как правило, в школах. Дети слушают замечательно, но все как один пукают. И так напукано в зале! Но все равно это очень мило, потому что - дети, ну что с них возьмешь?
- Вы сожалеете о чем-то, что было в вашей жизни? Что-то переделали бы, представься такая возможность?
- Нет, наверное. Я слишком ленив, чтобы что-то переделывать. И потом, я знаю, переделал бы, думая, что будет лучше, а вдруг хуже бы получилось? Лучше не рисковать.
- Еще одна ваша цитата: "Мужество не в том, чтобы поставить точку, а в том, чтобы претерпеть рождение души". Такое заявление должно быть выстраданным.
- Для меня главное в человеке умение - это "свобода жить в согласии с дутой". Дута проявляется, пройдя сквозь все унижения, все несчастья, все боли, закалившись в них. Я сейчас немножко приболел, болезнь тоже добавила мне терпения и Знания. И еще больше уверенности в том, что все равно светлый дух победит.
- Самое время опровергнуть появившиеся слухи о вашем отъезде из России. Итак, вы по-прежнему здесь и никуда не собираетесь уезжать?
- Нет, конечно. Разве что на гастроли.
Фото:
- Главная площадка Грушинского фестиваля.
